Сакральное значение языка в современной культуре («Тан-шолпан», «Северный Катехон»)
Доклад на Уральском писательском форуме 31 октября 2001 года
Технологизация жизни, сопутствующая распространению западной цивилизации, предлагает включение во все национальные языки, носители которых пользуются ее благами, слов и целых выражений из англо-американского лексикона, так как именно этот лексикон активно используется технической документацией и программным обеспечением. Бесполезно сопротивляться данной тенденции на внешнем уровне, заменяя заимствованные технические термины на слова родной речи (к примеру.

Создавая национальный Интернет как в Германии или во Франции) Каждый день появляются все новые технические приспособления ( а вместе с ними – наименования), поэтому попытка напрямую ограничить английское влияние на языковую сферу – накладное и бесперспективное занятие. К тому же для не-западных людей, увлеченных новыми технологиями и тянущихся к западному стандарту жизни, данные слова выражают нечто большее, нежели их прикладное, практическое значение. Они несут оттенок «лучшего мира», чье присутствие ощущается во всех крупных городах планеты через телемониторы, водруженные на площадях и в супермаркетах, рекламные щиты установленные на равных промежутках при подъезде к аэропорту, наконец типовые продукты потребления (начиная с «физических» и кончая «психическими»).

Технократическое присутствие «лучшего мира» из виртуального неотвратимо превращается в реальное и грозит стать единственно возможным. Язык, с помощью которого оно себя выражает, безупречно лаконичен. Для того, чтобы презентовать свою продукцию в самых разных странах, рекламные производители, обслуживающие ТНК (транснациональные корпорации), безошибочно отбирают наиболее емкие , абсолютно соответствующие продукции словесные формулы. Может показаться даже, что на базе этого лексикона зреет некий метаязык, соединяющий народы по принципу потребления определенных товаров и услуг. Данный процесс можно было бы только приветствовать. В самом деле, если «цветущая сложность» (выражение К.Леонтьева), начиная с эпохи бронзы, так и не оградила человечество от войн и взаимной ненависти, то почему бы не принести его в жертву безмятежному существованию людей, даже если при этом будут стерты их сущностные разделяющие особенности (этнический стереотип поведения, черты религиозности, особенности быта)…

Культурная глобализация, тем не менее, учитывает и подобные претензии. Как можно убедиться, она предлагает сосуществование в едином пространстве психогенной цивилизации различных религиозно и этнически окрашенных феноменов, причем допустимый синкретизм никогда не поглощает их внешнего своеобразия. Европейцы отдают должное мексиканской кухне ( и чем она ближе к оригиналу, тем лучше), а некоторые жители США не мыслят своего интерьера без икон греческого письма или антикварной турецкой латуни. К сожалению, нельзя повторить того же самого о внутренней стороне «поглощаемых» национальных культур. Здесь нужно заметить, что культуры не существуют сами по себе, но входят, как составная часть, в такие более мастабные явления. Как Традиция и Цивилизация, а те, в свою очередь, никогда не возникают стихийно. Для поддержания как традиции, так и цивилизации, от людей требуется предельно напряженная осознанная деятельность. Работа такого рода направлена на воспитаниев человеке конкретных физических, псизхических, нравственных и духовных качеств. По тому какие именно качества пестуются, можно определить тип цивилизации. Традиция же следит за порядком приобретения этих качеств, ибо в итоге стремится заполнить собой весь внутренний мир человека без остатка. Означенные цели преследуют все специфические формы человеческой активности (иногда, наоборот, пассивности), присущие той или иной. традиции, к примеру, так называемые «народные ремёсла».
Если мы рассмотрим распространённый среди тюрко-язычных народов «тамбурный» шов, то увидим, что фигуры в нём заполняются начиная от краёв к центру, что соответствует психическому действию концентрации. У славян (в частности, русских) традиционным считается «браный» шов, когда фигуры на полотне заполняются одновременно, строка за строкой, что психически отвечает «рассеянному вниманию». Схема тамбурного шва коренится в куфической каллиграфии Ислама, где священная надпись сворачивается от периферии к центру (см. внешний декор мавзолея Ходжи Ахмеда Яссави XIV в.), а браный шов соотносится с таким элементом православного аскетизма как «неслияние с помыслами», где «помыслы» воплощают фигуры заполняемые строкой, а «неслияние» обеспечивает правильную очерёдность их заполнения.

Легко обнаружить, что современная глобальная культура предлагает нечто принципиально иное. Если традиционные культуры прошлого стремились воспроизвести в inner space (внутреннем космосе) отдельного человеческого существования вселенский универсум, стремясь к максимально подробному его воспроизведению, то современная культура превращает человека-потребителя в мельчайшую, почти неразличимую деталь техносферы, гарантируя взамен жизнь без опасности и смерть без сознания. О воспитании таких качеств как концентрация, внимание и т.п. давно уже не идёт речи. Не случайно ведущим искусством становится музыка, а живопись и литература шаг за шагом сдают позиции. Слушая музыку, человеку не обязательно сознательно концентрироваться на ней, а вот с живописью и литературой так не получится.

Кроме того, музыка как никакое другое искусство, обеспечивает требуемую общность человеческой sense data.

Литература в её классическом виде принципиально не вписывается в mainstream глобальной цивилизации и инициирующей её унификаторской традиции. В лучшем случае литературе уготовано будущее компьютерного гипертекста, на который уже давно ориентируются такие всемирно известные писатели как Хулио Кортасар и Милорад Павич. Остановимся на феномене гипертекста подробнее. Хотя эта форма изложения мыслей является сугубо современной, наиболее адекватно выражаясь в электронном режиме, где максимально реализуется система перекрёстных ссылок (лежащая в основе её структуры), она глубоко укоренена в традиции по своей сути. Зародыш гипертекста обнаруживается в древнейших кодексах Библии и Корана, где на полях видны отсылки к параллельным местам, перерастающие в развернутые схолии, которые зачастую представляют вполне самостоятельные произведения. Ничего противоречащего священной традиции в гипертексте самом по себе нет. Кажется даже, что он реализует глубинную интуицию, пользуясь неизвестным ранее инструментарием.

Но при взгляде на гипертекст изнутри первое впечатление рассеивается. Система перекрёстных ссылок внутри священного текста предполагает благоговейное внимание со стороны читателя, так как ему предлагают продвинуться в познании сверхчеловеческого, божественного Откровения. Что же касается современного гипертекста, то вряд ли какой-нибудь читатель всерьёз способен отнестись к нему подобным образом, прежде всего потому, что сам, при желании, может сочинить оный.

Тем не менее, гипертекст, так же как рекламный лозунг (слоган) вновь и вновь заостряет внимание профессиональных писателей на самоценности слова, способствует выявлению таящегося в нём потенциала.

В традиционной культуре язык, письменная и устная речь условно делятся на четыре нисходящих вида:

1) сакральный язык, на нём изложено основополагающее для традиции Откровение (санскрит и Веды в Индуизме, арабский и Коран в Исламе);

2) литургический язык богослужения, ритуальных, магических формул (латинский в Католицизме, древнегреческий и церковнославянский в Православии);

3) литературный язык письменного или устного предания, обнимающий богословие, философию, искусства, науки;

4) бытовой язык, на котором ведётся деловая переписка, составляются частные послания (к примеру, на кухне). На этом уровне совершенно неуместны священные, наполненные пафосом слова и для его овладения требуется минимум образования и навыков.

Сравнительное рассмотрение этой четырёхуровневой модели языка и её влияния на повседневную действительность показывает неуклонное сокращение сферы употребления священного языка и разрастание бытового языкотворчества. Может показаться, что сакральные смыслы совершенно исчезают в бытовой речи, но это не так хотя бы потому, что она всё же является производной от того первичного священного языка на котором базируется любая подлинная традиция. Как справедливо подметила Шуга Нурпеисова, некоторые слова современного казахского языка, пришедшие из арабского, давно уже воспринимаются в отрыве от их сакрального источника (сур Корана), но от этого они не становятся менее значимыми и, в итоге, священными. Разлагаясь до уровня бытовой речи, язык не теряет возможности восстановить в себе сакральное качество. Что же нужно предпринять, чтобы реализовать сакральный смыслообразующий потенциал? — ибо только он способен вдохнуть жизнь в дряхлеющие языковые формы. (Евангельский запрет вливать новое вино в старые меха здесь ни при чём, — и арамейский и арабский уже существовали, когда на них стали говорить Иисус и Мухаммад.) Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо высказать последнее суждение относительно процесса деградации сакрального в языке. Оно заключается в смысловом разрыве между звуковой, буквенной и числовой структурами слова и тем смыслом, который туда вкладывается. На уровне сакрального языка никакого разрыва между этими структурами нет: звук, буква, число и смысл, не противореча, дополняют и утверждают друг друга. Эта связь становится менее очевидной на литургическом уровне, скрывается за завесой в литературном языке и совсем теряется на бытовом. Собственно, потеря этой связи и порождает девальвацию речи, переход от первичных кристально-ясных понятий к сложным и туманным словесным построениями, где исчезает здоровое ядро, а затем — к десакрализованной «светской» литературе.

Все попытки вернуть языку высокую актуальность, «оптимизировать» его без учёта сакральной составляющей обречены на провал, а вместе с ними и существование литературы как таковой. При взгляде на лучшие образцы европейского писательского труда, которые исходят от Данте, Шекспира, Гёте, мы видим несомненную обращённость к сакральным истокам, которая только и могла обеспечить последовавший за признанием их творчества upgrade итальянского, английского, немецкого языков. А оптимизированная речь послужила новым импульсом для социокультурного бытия этих народов, образовавших костяк цивилизации Запада. Той самой цивилизации, влияние которой все мы испытываем в настоящий момент. Нисходящая точка, в которой оказались литературные языки многих народов Евразии является знамением времени.

Это строгий экзамен нынешнему поколению писателей и без обращённости к священному смыслу слова его не выдержать.

Первая письменная редакция доклада опубликована: Тан-шолпан. Журнал Казахского ПЕН-клуба. 2001. № 6. С. 139-142; вторая редакция: Северный Катехон. 2005. № 1. С. 134-135.
www.romanbagdasarov.ru/index.php?option=com_con...